- Одобряю. Молодец.
Локи, вот чего я никак не пойму:
ты точно знаешь, что Боженька есть.
Tы был в его чертогах, и тем не менее
ты прикидываешься атеистом...
- А я люблю подразнить святош, обожаю.
А что, пусть не расслабляются!
Tы меня тоже удивляешь: почему ты
вечно таскаешься по аэропортам?
- Друг мой, здесь люди
ближе всего к Богу.
Посмотри на них.
Злоба, зависть, дрязги, недоверия,
несчастья забыты на тот миг,
когда они сходят с самолета.
Локи, вот чего я никак не пойму:
ты точно знаешь, что Боженька есть.
Tы был в его чертогах, и тем не менее
ты прикидываешься атеистом...
- А я люблю подразнить святош, обожаю.
А что, пусть не расслабляются!
Tы меня тоже удивляешь: почему ты
вечно таскаешься по аэропортам?
- Друг мой, здесь люди
ближе всего к Богу.
Посмотри на них.
Злоба, зависть, дрязги, недоверия,
несчастья забыты на тот миг,
когда они сходят с самолета.
Примерно в то время, как я прибыла в распоряжение военной прокуратуры СевКавВО, мои отношения с яшмовыми покоями перешли от тихой минуэтной ненависти к чуть менее чем открытой конфронтации. Конечно выступать против всей канцелярии может только полный кретин, которому наскучило крутить колесо сансары и он желает тысяч пять лет пролежать камнем в ручье Симоногава. Впрочем, одного такого я знаю - он и сейчас там лежит, третья сотня пошла. Однако ками всегда были своенравны, со времен сотворения, так что канцелярия нажила за это время немало врагов. Были и штурмы, и попытки подпилить столпы основ, но не тут-то было. Военная дипломатия всегда побеждала - мечом или калачом все возвращалось на круг.
В открытый бой я тоже не вступала. Предпочитая диверсию против превосходящих сил. Тогда, когда требовалась поддержка ками, я могла пойти против ветра, если считала приказ не совсем корректным.
Вернемся к вопросам веры.
Мы, ками, не то чтобы скорая помощь, скорее служба быта. Прям вот подорваться и самим лететь на зов не в наших привычках, в мирное время мы принимаем письменные жалобы вместе с подношениями, сладко потягиваемся и может быть исполняем. Самые ленивые могут дать совет вместо действия. Однако для равновесия и у нас есть шпоры - это вера. Если кто-то верит искренне и внятно, оставаться в стороне мы не можем. Это как звонок телефона в три часа ночи, злишься, но понимаешь что просто так звонить не станут. Кто просекает эту фишку тот потом живет, как сыр в тофу, клянусь хвостом. Но таких, слава БГ-у, мало-мало.
Один мой товарищ, можно сказать, друг детства, на Камчатке служил, на ракетной батарее пво. Леха со школы близорукость имел, очки носил тонкие, за что имел погоняло "Профессор". В очках видел он нормально, без них... ну так, на троечку. Распределили его после училища на границу дальневосточную. Места дикие, медведи ходят, как у нас кошки. А их на точке всего две смены, да два десятка солдатиков на случай чего. Радары крутятся, погода мутится. По осени медведи, кто не догулял до нормы, идут на человечину, как на колокольный звон. И вот ситуация - станция в эфире, траву вымораживает на десять метров кругом себя, под горкой часовые присели, чтобы под пучок не попасть, а медведь, он ведь не знает, пучок там или нет, он выше этого. Ну и ломанулся, обрывая колючку, миша вниз по склону прямо на пацанов. А товарищ мой, начальник резервной смены, всю эту диораму видит слегка размыто из капонира бетонного под углом сорок пять градусов. Вот и получается, что между пацанами и медведем только он один и два рожка 7,62. Лейтенант и секунды не думал. Не глядя на красные лампы боевой тревоги "Станция в работе БРОНЕДВЕРЬ НЕ ОТКРЫВАТЬ!", распахнул шлюз и с пятидесяти метров упорол по самцу. Пол-рожка в башню заехало, жбан медведю размолотило так, что лица не увидать. Мне просил помочь и я помогла, мне не сложно. А когда я поняла, что он сделал, поздно уже было.
"Ока" мазнула его почти в упор всей своей диаграммой направленности, облучился он. Прожил два года еще. Мы сто лет друг друга знали, пели песни под гитару на теплом мраморе у памятника польско-советской дружбы и думали о том, как мир широк и к нам благосклонен. Пролетая после очередной трепки в канцелярии над рязанщиной, увидела его. Спрашиваю, Леха, дурень, ты чего просил-то, неужто с полста метров боялся в этого мамонта не попасть... надо было станцию с режима уводить... А он мне - за пацанов думал, а про пучок и не вспомнил, так-то. Очки его как лежали, так и осталисть в кармане тужурки, больше он их никогда не одевал. В последний год жизни зрение его стало таким острым, что он глаза рукой прикрывал, а то, говорит, все вижу, даже морщины у 18 летних сестричек...
Хорошо ему там теперь, раздолье.
Я это к тому, что вера отнюдь не делает людей слабее, сильнее, лучше или хуже. Вера просто саппорт, дверка к тем возможностям, которые явно не видны. А уж вера в себя тем более. Ками это ж часть мира, как и человек, стало быть, веришь в ками, как в себя. Тонко все переплетено.
